Наиболее яркими признаками этого стал бойкот Александром Лукашенко саммитов ЕАЭС и ОДКБ в Санкт-Петербурге, его отказ подписывать Таможенный кодекс союза, переход главы Беларуси к привычной конфронтационной риторике: «Мы никому не позволим оскорблять наш народ и государство. Если кто-то этого не понимает, тогда нам непросто будет с ними не то что строить отношения, но и разговаривать». Ну и сразу из Москвы пришел жесткий ответ: Россия еще больше сократила поставки своей нефти Беларуси в первом квартале.
Как и принято на войне, появились военнопленные (три арестованные блогера сайта «Регнум»). Правда, Россия их не признала. По советской традиции сталинских времен Москва устами официальных лиц заявила: у нас нет пленных, есть экстремисты.
За времена Лукашенко Беларусь и Россия пережили несколько острых межгосударственных конфликтов. В 1997 году кризис в двусторонних отношениях произошел по поводу ареста белорусскими властями корреспондента ОРТ Павла Шеремета. В 2002 и 2004 годы произошли конфликты из-за газовых цен: в последнем случае Россия отключила поставки газа, что Лукашенко оценил как «акт терроризма на высоком уровне». На границе 2006-2007 годов развернулась острая «нефтегазовая война» с перекрытием трубопроводов и очередными скандальными заявлениями. В 2009 году две страны пережили «молочную войну», тогда Лукашенко также бойкотировал саммит ОДКБ в Москве, некоторое время отказывался подписывать договор о создании Коллективных сил оперативного реагирования. Кризису в двусторонних отношениях 2010 года сопутствовала информационная война, показ на НТВ телесериала «Крестный батька».
Чем нынешний конфликт отличается от предыдущих? Прежде всего другим историческим контекстом.
Во-первых, Россия резко усилила силовой компонент в своей внешней политике, что породило украинский кризис, «холодную войну» с Западом.
Во-вторых, Беларусь в этих конфликтах РФ с миром заняла позицию нейтралитета.
В-третьих, падение мировых цен на нефть повлекло за собой экономический кризис в ЕАЭС, уменьшение российского энергетического гранта Беларуси.
В-четвертых, все это совпало с острым кризисом белорусской социальной модели.
В-пятых, взрыв шовинистической волны в России, на фоне которой нейтралитет ближайшего союзника, его определенное дистанцирование от Москвы рассматривается в политизированной части российского общества как «бандеровщина».
Как это все влияет на настоящий белорусско-российский конфликт?
Два наиболее важных вывода. Российские экономические субсидии Беларуси стали меньше, а потребности Беларуси в помощи в связи с кризисом оказались большими. Эти противоположные тренды вылились в острое противоречие. Что и привело к жестким спорам о ценах на газ.
Второй момент. Увеличение независимости Беларуси от России во внешней политике (нормализация отношений официального Минска с Западом, нейтралитет в конфликтах между РФ с США и ЕС) происходит на фоне роста зависимости экономической. Напомню, доля России в товарном экспорте Беларуси выросла в прошлом году до 46%, хотя в 2015 году эта цифра составляла 39%. Снова два противоположных тренда. Логично, что в Кремле посчитали, что сильно зависимый союзник должен демонстрировать лояльность. Ведь неуправляемый сателлит — это нонсенс.
И на каком-то этапе эти объективные разновекторые тенденции должны были вызвать конфронтацию в двухсторонних отношениях. Что мы сейчас и наблюдаем. Поэтому конфликт и приобретает такой упорный характер, что в его основе лежат объективные причины.
Валерий Карбалевич
